Политическая история брюк - Страница 93

Что стало с унисексом? Слово, которое в какой-то момент было мощным маркетинговым аргументом, быстро устарело. А что стало с вещью? В 1980 году Ив Сен-Лоран объясняет Франсуазе Саган, как он видит эволюцию одежды:

Я не знаю еще как, но я знаю, я предчувствую, что эта страсть, эта уни-формность молодых людей, их желание одеваться одинаково, в ней есть какая-то идея, что-то, что я рано или поздно найду или даже повторю. Мужчины одеваются в более удобную одежду, чем женщины, поскольку им не приходится играть роль объекта, которая так часто парализовывала женщин других поколений. Во всех этих слишком больших свитерах, повязанных на талии блузках, во всех этих заимствованиях, которые женщины берут у мужчин и которые обычно так им идут, есть желание быть равными, а не взять реванш. Это никуда не денется. Комфорт сегодня — это такая же определяющая ценность, как эстетика».

Другими словами, мода на унисекс была. Но брюки — это не мода; они выше моды. Останутся ли они эмблемой ценностей свободы, униформности и равенства?

Унисекс в стиле культурной революции

Как мы уже убедились, у моды много источников: от Брижит Бардо до американских студенческих городков и Катманду. Нельзя обойти вниманием один из них — вдохновляющий новый революционный романтизм (маоизм). Начиная с 1966 года культурная революция обязывает китайцев носить одежду, состоящую из брюк и френча, одинаковую для обоих полов. Женщины-хунвэйбины носят военную форму. Всего осталось два типа официальной одежды, одинаковой для обоих полов, — военная и рабочая. Мао потребовал уничтожить все, что устарело. Одной из его мишеней стала одежда: украшения, косметика, слишком короткие брюки, обувь на высоком или тонком каблуке. Галстук у мужчин — признак капиталистического образа жизни, как и длинные волосы, которые свидетельствуют о склонности к буржуазности. 21 декабря 1966 года хунвэйбины представили в Пекине два миллиона разных костюмов, не соответствующих новым нормам. В опере той эпохи женщины тоже будут выступать в униформе и с оружием в руках. В течение долгого времени из-за нехватки ткани китаянки будут носить френчи и брюки, демонстрируя миру самый удивительный образ систематизации одежды в стиле унисекс.

Все это подкрепляется идеологией. Можно ли считать, что столь ненавистное прошлое отсылает к крайнему неравенству полов, символом которого были перебинтованные ноги — пытка, которой подвергались девочки с шестилетнего возраста? Этот обычай возмущал западных и китайских феминисток, но сама практика исчезла в 1930-е годы, и она не может служить оправданием для вестиментарной политики культурной революции, равно как и юридическое равенство мужчин и женщин, которое было установлено в 1950 году на волне успехов Коммунистической партии Китая, основанной за год до этого. Настоящей проблемой была дороговизна ткани (в особенности шерсти).

Объяснение этому дают французские маоисты, активно задействованные в обновлении феминизма 1970-х годов. Так, Клоди Бруайель, вернувшись из краткой учебной поездки в составе группы активисток в Китай, рассказывает о ней в своем труде о революции, которая в корне изменила положение женщины в Китае, сделав ее равной с мужчиной. Работа на производстве, работа по дому, воспитательная работа, игры с детьми — все теперь поделено поровну, а сексуальное освобождение, которое будоражит буржуа на Западе, происходит иначе: это великое отстранение с целью оправдания контроля над сексуальностью (поздний брак, подавление сексуальных «девиаций», запрет на внебрачные связи, обязательное планирование семьи, обесценивание места любви в жизни человека…) во имя феминизма. На двух небольших страницах оправдывается необходимость отказаться от самого понятия красоты, на которую теперь смотрят с точки зрения классовой борьбы: это либо дорогостоящий идеал, недоступный женщинам, которые работают в поле или на конвейере, либо сексуальный объект, несовместимый с равенством полов. «В Китае такого женского образа больше не существует. Но везде на афишах, расклеенных на городских стенах, на сцене и в газетах встречается другой образ женщины. Это труженица, крестьянка с решительным лицом и в простой одежде». Ни слова о брюках, которые так бросаются в глаза на фотографиях, привезенных из Китая. Ни слова и о костюме, позаимствованном у Народной армии Китая: «френч, брюки, пилотка цвета хаки, ремень, полотняные туфли — и все это дополняется маленькой книжечкой с цитатами Мао».

На самом деле эта униформа, не различающая полов, возникла по нескольким причинам, не все из которых можно счесть благовидными. Очевидно, что равенство полов использовало в качестве референтной группы мужчин. Требовалась милитаризация обоих полов. Возможно, это был пуританский способ управления полами, между которыми больше нет различий. В таком случае следует рассматривать этот костюм как уродующий, как сигнал, сводящий на нет желание, а это не так очевидно. Униформа хунвэйбинов, будучи сакрализованной, поначалу служила доспехами для носивших ее женщин, но очень быстро перестала защищать от насилия в довольно хаотичных условиях всеобщей жестокости.

Свергнуть аристократию красоты (вместе с Олимп де Гуж), отказаться от женственности (вместе с Мадлен Пельтье) — логика равенства полов упоминается для оправдания «великого отказа» не первый раз в истории. Но был ли выбор в Китае? Кто-нибудь на Западе задается этим вопросом? Если брюки китаянок во время культурной революции не вызывают комментариев, это происходит потому, что брюки-туника традиционны для азиатов, а на Западе их ценят как утонченную экзотическую одежду.